Cегодня закон о банкротстве юридических лиц — это «закон о смерти»

Cегодня закон о банкротстве юридических лиц — это «закон о смерти». На исходе нояб­ря прошлого года появилась информация о новой версии документа, которая предполагала санацию предприятий. «Закон о жизни» планировали внести в Госдуму до 1 декабря. Но вместо этого 29 декабря парламентарии приняли ФЗ № 391, в котором нанесли удар по системе саморегулирования арбитражных управляющих (АУ), ужесточив требования к размеру компенсационных фондов СРО и имущественную ответственность как организаций, так и персонально управляющих. На начало 2016 года информации, сопряженной с версией закона о санации предприятий, ни в одном из разделов сайта Госдумы обнаружить не удалось.

Ликвидация вместо реабилитации

Законодательство работает не на восстановление платежеспособности предприятия-должника, а на признание его банкротом и последующую ликвидацию — такова консолидированная позиция профессионального сообщества, сформулированная на проведенном в конце года Уральском форуме арбитражных управляющих. Авторитетная конференция прошла в Екатеринбурге в четвертый раз, собрала более 200 участников из Уральского региона, Москвы, Санкт-Петербурга, Саратова, Тамбова, Владивостока, Крыма. По их мнению, действующая процедура банкротства порождает проблемы по всей стране. Они касаются как граждан, так и предприятий. Но если в первом случае это можно списать на переходный период (изменения в закон «О несостоятельности», касающиеся физлиц, вступили в силу 1 октября 2015 года, подробнее об этом см. «Взять с молотка»), то во втором нет: чем больше изменений вносят в текст документа от 2002 года, тем хуже он работает. По данным заместителя руководителя управления ФНС по Свердловской области Константина Протасова, на 1 октября 2015 года в процедуре банкротства в регионе находилось около 1,1 тыс. предприятий, тогда как на 1 января 2009-го, в разгар предыдущего кризиса, таких было всего 520. При этом реабилитационных процедур катастрофически мало: в стадии финансового оздоровления — только одно предприятие (еще на 24 введено внешнее управление). В нынешних экономических реалиях количество компаний, которым светит банкротство, будет только расти. «Ситуация тревожная, — подчеркивает Протасов. — Практику надо менять общими усилиями». — Нередко приходится слышать, что федеральный закон № 127 «О несостоятельности (банкротстве)» меняется слишком часто. И это действительно так. Изменения и дополнения исчисляются десятками. Но мне кажется, что мы пытаемся свалить на законодательство беды нашей жизни. Мало успешных восстановительных про­цедур… Мало оздоровленных предприятий… Но много ли случаев оздоровления в морге? — афористично ставит проблему директор Российского союза саморегулируемых организаций арбитражных управляющих (Москва) Игорь Липкин. — Про­цедура банкротства запускается тогда, когда больного, как правило, уже поздно лечить. И это беда не законодателей, а всех, кто такое законодательство использует. Если бы каждый человек регулярно проходил диспансеризацию, у нас не было бы запущенных болезней с необратимыми последствиями. Если бы мы также регулярно контролировали финансовое состояние предприятий, нам не пришлось бы говорить о том, что только восемь из ста предприятий, прошедших процедуру оздоровления, действительно выздоравливают. В таких условиях 8% — счастье.

Кто виноват

Не совсем «здоровы» и главные акторы процедуры банкротства — арбитражные управляющие. — Во-первых, отсутствует объективно обоснованный размер вознаграждения, что заставляет АУ искать возможности его увеличения, — констатирует арбит­ражный управляющий из Москвы Иван Рыков. — Во-вторых, АУ зависим: на него влияют кредиторы, должник, уполномоченные, надзорные и правоохранительные органы, саморегулируемая организация. В-третьих, поскольку гарантий длительной работы в профессии нет, она привлекает не тех, кто желает заниматься легальным управлением всерьез и надолго, а искателей быстрых денег. В-четвертых, законом предусмотрена возможность оспаривания практически каждого действия АУ, а поскольку он работает в точке столкновения интересов, конфликтные ситуации возникают постоянно. В итоге львиную долю времени и сил арбитражным управляющим приходится тратить на то, чтобы разбираться с жалобами кредиторов, большая часть которых необоснованна. Претензии пишутся поистине в промышленных объемах, поскольку их составители не несут никакой ответственности в случае отказа в их удовлетворении. Кредиторы таким образом оказывают давление на АУ. Последние в итоге чувствуют себя социально незащищенными. Выход — в четком описании пределов полномочий и ответственности АУ и всех участников процесса оздоровления предприятий. — В статье 20.3 закона о банкротстве есть определение целей деятельности арбитражного управляющего: он должен действовать «добросовестно и разумно, в интересах должника, кредиторов и общества», — цитирует Игорь Липкин. — Я не юрист, но, думаю, в российском праве нет другого такого субъекта, который имел бы столь всеобъемлющие цели и представлял столь противоречивые интересы.

Правоприменительная практика в сфере банкротства не способна преодолеть ликвидационный уклон и одно из наиболее негативных его последствий — контролируемые недобросовестные банкротства

Общество, к слову, за все время существования закона свои интересы так и не сформулировало. От его лица в собрании кредиторов, как правило, выступает Федеральная налоговая служба. Но она преследует государственные, но не общественные цели. — Главная цель ФНС очевидна — выбить из предприятия все платежи, которые должен получить бюджет в виде налогов, — рассуждает Липкин. — Когда уполномоченный сотрудник налоговой службы такого-то района (как представитель государства) приходит голосовать на собрание кредиторов, он действует по инструкции, выданной ему в правительстве. Обсуждали ли в правительстве свою позицию? Боюсь, что нет. Поэтому уполномоченный сотрудник налоговой службы такого-то района делает все, чтобы деньги, которые должны попасть в казну, туда обязательно попали. Налоги — это безусловно важно (особенно в условиях нарастающего дефицита бюджета). Однако задача процедуры банкротства — не только взыскать долги по платежам, но и сохранить рабочие места. — У нас отсутствует государственная политика в отношении стратегических организаций, в отношении различных секторов экономики, и я не знаю, как наши коллеги из ФНС каждый раз умудряются формулировать позицию государства по каждому из вопросов, — недоумевает Игорь Липкин. — Закон о банкротстве предусматривает, что уполномоченный орган должен действовать с учетом интересов органов местного самоуправления (это критично, например, для моногородов и градообразующих предприятий). Но с 2002 года подобная практика так и не прижилась. По консолидированному мнению профессионального сообщества, если арбит­ражный управляющий должен блюсти баланс интересов, то и выплата зарплаты сот­рудникам проблемного предприятия, и текущие налоги, и удовлетворение требований других кредиторов должны обеспечиваться в равной степени. Чтобы этого достичь, вероятно, имеет смысл при ФНС в каждом регионе создать штаб, в который бы вошли АУ из СРО. Это помогло бы в каждом конкретном случае формировать грамотную общественную позицию.

Что делать

Профессиональное сообщество приняло по итогам обсуждения резолюцию, в которой наметило план действий. Во-первых, следует инициировать концептуальную реформу законодательства о банкротстве с целью принципиального разделения реабилитационных и ликвидационных процедур. Они должны опираться на различные принципы, цели, механизмы и профессиональные компетенции арбитражных управляющих. Во-вторых, необходимо провести оптимизацию количества государственных структур, осуществляющих различные публичные функции в рамках процедур банкротства (выработка государственной политики, нормативно-правовое регулирование, контроль и надзор, непосредственное участие в процедуре в качестве уполномоченного органа и пр.) путем воссоздания единого федерального органа исполнительной власти, осуществляющего все эти функции. Задачи, функции и полномочия данного государственного органа должны быть ориентированы не на ликвидацию, а на реабилитационные и иные восстанавливающие платежеспособность должников процедуры. Именно этому органу должна быть передана функция уполномоченного органа, которая в настоящее время возложена на Федеральную налоговую службу. В-третьих, следует усовершенствовать институт страхования гражданской ответственности арбитражных управляющих, исчерпывающе установить на законодательном уровне прозрачные правила такого страхования, величину применяемой страховой премии и механизм компенсации арбитражным управляющим уплаченных страховщикам сумм.

Нужно менять специализацию арбитражных управляющих — превращать их из патологоанатомов если не в педиатров, то хотя бы в терапевтов

А главное, в продолжение образного сравнения Игоря Липкина, думать надо не только о том, как сделать эффективной реабилитацию, сколько о том, как обеспечить профилактику. Лучше, чтобы лечение не понадобилось вовсе. А если все-таки понадобилось, то оно должно быть быстрым и эффективным, без негативных последствий для предприятия, его работников, деловых партнеров, поставщиков и потребителей, ну и государства, конечно, которое получает с этого предприятия налоги. Попытки перейти от лечения к профилактике предпринимаются. Сделать надо много. А начать с того, что назвать закон правильно: пока у нас закон о несостоятельности (банкротстве), то есть о смерти, а должен быть — о жизни. Надо искать инструменты недоведения предприятия до банкротного состояния. — Задача любого государственного органа и государства в целом — не допускать состояния, когда предприятие уже очень проблематично спасти. Для этого надо иметь четко отстроенную, эффективно работающую систему мониторинга финансового состояния. Надо не спасать, а создавать условия, при которых невозможна ситуация якобы внезапного обнищания предприятия. Надо вести тщательный мониторинг финансового состояния по крайней мере системообразующих предприятий — тогда не окажется, что к моменту подачи заявления на банкротство у предприятия нет ничего, кроме забора — все активы, все имущество, все деньги куда-то ушли, — итожит Игорь Липкин. — А для этого нужно, чтобы закон о санации все-таки пришел в Госдуму и, пройдя все процедуры, был бы принят и заработал. Между тем, как указывает руководитель представительства НП СРО АУ «Северная Столица» по Свердловской области Евгений Исаков, принятые в конце 2015 года нормативные акты оказались направлены не на совершенствование цели и содержания закона «О несостоятельности (банкротстве)», а на дискредитацию профессии арбитражного управляющего и собственно понятия саморегулирования в этом секторе экономики. Ужесточение гражданско-правовой и административной ответственности в отношении арбит­ражных управляющих (как «виновников» всех бед, недостатков и просчетов в деле о банкротстве), возможность дисквалификации за неявные просчеты и ошибки, несоразмерное трудозатратам вознаграждение, скорее всего, приведут к исчезновению профессии арбитражного управляющего и, как следствие, коллапсу в сфере ликвидации нежизнеспособных предприятий. И уже сегодня можно наблюдать беспрецедентное объединение арбитражных управляющих с целью создания профсоюза. И это в профессиональной среде, все участники которой по природе «одиночки».

Ориентирован на ликвидацию

Эксперты о законе о банкротстве Константин Протасов, заместитель руководителя УФНС по Свердловской области: — Одна из основных проблем — неоправданное затягивание сроков конкурсного производства: в 34% процедур это свыше двух лет, есть процедуры, которые длятся больше десяти лет. Нужно ограничивать сроки хотя бы двумя годами: если конкурсное производство длится очень долго, оно теряет смысл, что-то получить по результатам практически нереально. Владимир Винницкий, член Общественной палаты РФ: — Мы все заинтересованы в обеспечении экономического, а стало быть, и социального спокойствия в нашей стране. Стагнация малого и среднего бизнеса вызывает тревогу не только в обществе, а уже и в высших слоях государственного управления. Существующая процедура банкротства не устраивает практически никого — ни кредиторов, ни должников, ни тем более государственные органы. Общественная палата Свердловской области и федеральная Общественная палата не раз возвращались к этому вопросу. В прошлом году мы общими усилиями остановили поспешное введение банкротства физических лиц. И продолжим эту работу. Мы должны сделать все для того, чтобы процедура оздоровления стала основной целью. Владимир Рождественский, руководитель партнерской группы НП СРО независимых арбитражных управляющих «Дело»: — Институт банкротства в России постоянно подвергается изменениям: 61 изменение внесено только федеральными законами, и это без учета изменения правил регулирования в банкротстве иными нормативными актами, принятыми различными органами и ветвями государственной власти. Арбитражный управляющий уже давно, перечитав норму, не применяет ее прямо, а сразу ищет толкование, данное многочисленными пленумами, постановлениями, иными прецедентами. И не дай бог ему ошибиться в квалификации нормы во времени, пространстве или с учетом местной специфики. Дмитрий Лазарев, руководитель представительства НП СРО АУ «Московская саморегулируемая организация профессиональных арбитражных управляющих» по Свердловской области — Действующее законодательство показало недостаточную эффективность механизма предупреждения банкротства и реализации реабилитационных процедур, направленных не на признание должника банкротом и последующую его ликвидацию, а на восстановление платежеспособности должника. Сегодня в большинстве случаев выгоднее обанкротить предприятие, нежели его оздоровить. И при современном состоянии института банкротства практически нет лиц, заинтересованных в реабилитации должников, к началу проведения процедур банкротства большинство должников и кредиторов уже ориентированы именно на ликвидацию хозяйствующего субъекта. И эту ситуацию нужно исправлять.